Формирование терминологической грамотности при изучении рассказа А. П. Чехова «Ионыч»

Автор: Ситникова Ольга Рашитовна

Организация: МБОУ СОШ № 30

Населенный пункт: Свердловская область, г. Нижний Тагил

Проблемный подход к изучению литературы и литературоведческая терминологическая грамотность – требования новой школы, условия успешной сдачи ЕГЭ по литературе.

Следовательно, востребованными становятся такие виды деятельности на уроке, как комплексный и сопоставительный анализ текста. Отработать данные виды анализа на уроке в их целостности – занятие трудновыполнимое. Поэтому учителя литературы и изобретают различные блок – схемы и кластеры, как, например, «Колесо проблем» Л. Н. Песковацковой [3]. Учитель – методист предлагает внедрять свое изобретение уже в 6, 7 классах при изучении юмористических рассказов А. П. Чехова.

Наряду с этим дедуктивным методом мы применяем индуктивные. Наблюдая за использованными автором приемами, делаем вывод об особенностях чеховского психологизма.

Так, при анализе рассказа «Ионыч» учащиеся получают задание проследить, при помощи каких приемов, оборотов речи и изобразительно – выразительных средств Чехов передает состояние своего героя.

Ребята останавливают внимание на эпизоде первой части рассказа, где Дмитрий Ионыч Старцев, познакомившись с семьей Туркиных, слушает бездарную игру Екатерины Ивановны на рояле: «Подняли у рояля крышку, раскрыли ноты, лежавшие уже наготове. Екатерина Ивановна села и обеими руками ударила по клавишам; и потом тотчас же опять ударила изо всей силы, и опять и опять; плечи и грудь у нее содрогались, она упрямо ударяла все по одному месту, и казалось, что она не перестанет, пока не вобьет клавишей внутрь рояля. Гостиная наполнилась громом; гремело все: и пол, и потолок, и мебель… Екатерина Ивановна, розовая от напряжения, сильная, энергичная, с локоном, упавшим на лоб, очень нравилась ему. После зимы, проведенной в Дялиже, среди больных мужиков, сидеть в гостиной, смотреть на это молодое, изящное и, вероятно, чистое существо и слушать эти шумные, надоедливые, но все же культурные звуки, - было так приятно, так ново…» [4]. Пробуем назвать данный прием. Старшеклассники вспоминают о внутреннем монологе. Но учитель напоминает суть этого термина: «Внутренний монолог в его традиционной форме несколько отдаляет автора и читателя от персонажа, или, может быть, точнее: он нейтрален в этом отношении, не предполагает какой – то определенной авторской и

1

читательской позиции, и читатель вполне может рассматривать изображение внутреннего мира несколько со стороны, не проникаясь душевным состоянием персонажа. При этом авторский комментарий к внутреннему монологу четко отделен от самого монолога, автор знает больше, анализирует внутреннее состояние точнее, чем сам герой. Таким образом, позиция автора довольно резко обособлена от позиции персонажа, так что здесь не может быть речи о том, чтобы индивидуальности автора и героя совмещались» [1]. Рассуждаем. Поскольку здесь нет «объективной передачи внутренней речи», а присутствует как бы «двойное авторство» повествователя и героя, способствующее авторскому сопереживанию и где-то «соглашательству» с персонажем, приходим к выводу, что это специфический чеховский прием – пример новаторства. Сообщаем, что называется он несобственно-прямая речь.

Однако, Чехов не отказывается вовсе от внутреннего монолога, излюбленного приема Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского. Просим учащихся привести пример из текста: «У всякого свои странности, - думал он. – Котик тоже странная и – кто знает – быть может, она не шутит, придет», - и он отдался этой слабой, пустой надежде, и она опьянила его» [5].

Анализируя сцену «На кладбище», ребята безошибочно определяют ее важность в характеристике психологии героя: здесь вскрывается его еще не утраченная романтическая сущность, проявившаяся в силе воображения. Однако от чего - то настроение Старцева резко меняется. От чего – не сказано. Это прием умолчания, о котором А. П. Чехов сообщает Суворину 1 апреля 1890 года: «Когда я пишу, я вполне рассчитываю на читателя, полагая, что недостающие в рассказе субъективные элементы он подбавит сам»[2]. В этом – удивительная чеховская интеллигентность и тактичность. Его психологизм не препарирующий, а незаметный, мягкий.

Обнаруживая уже упомянутые приемы, мы обращаем внимание на детали повествования. Например, на мысль Старцева, как бы случайно пришедшую в его голову в день сватовства: «А приданого они дадут, должно быть, немало». Фраза, которая может «пройти незамеченной», и очень важна как психологическое предварение. Она демонстрирует читателю зарождающееся в душе Старцева мещанское начало. Таким же эффектом наполнено и другое признание Старцева о жизни: «Сколько хлопот, однако!»

Окончательное духовное обнищание и деградацию героя мы наблюдаем в сцене любования денежными «бумажками». Эта психологическая деталь – впечатление, а также прием «говорящих фамилий» (замена Старцева на Ионыча) в пятой части подкрепляется метафорой «языческий бог» и эпитетами: «тяжелый, раздражительный».

Таким образом, мы приходим к выводу, что Чехов использует разные приемы психологического изображения:

- внутренний монолог,

- несобственно – прямую речь,

2

- умолчание,

- психологическое предварение,

- деталь – впечатление,

- прием говорящих фамилий,

- психологическую метафору,

- эпитет.

Эти приемы и средства изобразительности входят в перечень литературоведческих терминов кодификатора содержания ЕГЭ по литературе.

Старшеклассники получают задание на дом – найти данные приемы в других рассказах А. П. Чехова.

 

Литература:

1. Есин А. Б. Психологизм русской классической литературы: Кн. для учителя. – М.: Просвещение, 1988.с.169.
2. Есин А. Б. Указ. сочинения. с. 167.
3. Обучение литературе в средней школе: метод. Пособие/Л. В. Байбородова и др. – М.: Гуманитар. изд. центр ВЛАДОС, 2008. с. 142.
4. Чехов А. П. Дом с мезонином и другие рассказы. – Л.: Дет. лит., 1981. с. 157.
5. Чехов А. П. Указ. сочин. С.161.

Опубликовано: 29.09.2015